«Гагарин, я – Гагарин» – мантра сегодняшнего утра. Тело грузится в «космическо-комический» лифт, испещренный наскальной живописью местных подростков, изображающих преимущественно детородные органы с уточняющими надписями под ними, из-за чего начинаешь сомневаться, всех ли нужно обучать грамоте. В железной клетке заперты соседи-космонавты. Каждый боится – вдруг лифт застрянет, надо будет вытаскивать наушник и о чем-то говорить. Вчера какой-то Ромео так спешил, что не донес всю свою жидкость до квартиры возлюбленной дамы, а, может, был настолько стеснительным, что предпочёл ничейно-общественное лифтовое пространство. Может быть, все было утром, он был также испуган понедельником и теперь его дух будет стоять еще пару дней.
Раз-два-три. Лифт открывается в подъезд. Пахнет луком и кошками. Это не кот Шренидгера. Они скорее мертвы, чем живы. Будь они живы, им бы хотелось во вчерашний день и спать… Там, за дверью, хаос улиц, перечеркнутый косой линией дождя, словно учительница черкала работу двоечника. Там промозгло и жить не хочется. Скрип двери, но вместо «поехали» губы складываются в «божемой». Каждая клеточка тела призывает к тому, чтобы вернуться обратно в тепло квартиры. Хочется горячего кофе-какао-чая, в тёплую ванну с пушистой пеной, занырнуть под одеяло, причём всего сразу и одновременно. Глубокий вдох. Почти полная готовность. Как у спортсмена, что стоит на крае вышки перед прыжком. Главное, делать, а не смотреть вниз.
