О своей смерти Семёнов узнал в самом конце декабря, когда до Нового года оставалось меньше дня. А всего лишь в магазине не сработала на оплате карта. Он так и застыл на кассе с ворохом подарков в руках. Сзади него уже змеилась очередь, о чем раздраженно воскликнула продавщица, нетерпеливо постукивая карандашом. Праздная публика громко охала, показывая, что нечего тут безденежным торчать. Семёнов хотел было возмутиться, но здоровый детина хлопнул его по спине «вали, папаша, не задерживай». Семёнов тут же стушевался, сгорбился и как будто ужался в полголовы. Продавщица нажала красную кнопку. Тут же подскочил охранник, вытащил у Семёнова из рук подарки, небрежно бросил в тележку и покатил внутрь магазина.

Дверь хлопнула. Там, за спиной, остались веселые лупоглазые куклы и лего для внуков, шарф для дочери в веселую полоску, как она любит, и мягкий плед для жены. Как будто это у него самого отобрали подарки, так стало обидно Семёнову. А перед глазами переливалась праздничными фонарями улица с веселыми подпившими прохожими. Одни несли на плече елку, другие тащили пухлые пакеты, кто-то радостно смеялся. Сейчас бы, с подарками в руках, Семёнов тоже слился бы с радостной суетой.

— Конечно же, ошибка, – улыбалась девчушка-операционистка. Отделение банка было завешано гирляндами и украшено елочными шарами в корпоративных цветах. – Банкомат говорит, что карта заброкирована? Может быть, какие-то странные покупки были? Знаете, так бывает, когда человек живет безвыездно в Иркутске, а тут бац – идет требование денег из Бангладеша. Все в целях безопасности.

Но чем больше слов лилось у девушки, тем более озабоченным становилось ее лицо. «Сейчас, сейчас», – повторяла она. А потом закрыла окошечко, отрезав «подождите». К Семёнову подскочил человек в форме.

– Это он. – непонятно как с другой стороны стойки оказалась еще недавно милая банковская служащая, тыкая пальцам в Семёнова. – Вроде бы с виду приличный мужчина. Никогда не скажешь, что у человека в голове.

«Ну и собака», – подумал Семёнов, но вслух обеспокоенно произнес: «Так что с картой?».

– С картой, значит, – поволок его человек в форме в боковую дверь. Так был маленький кабинетик с жесткими стульями. – Милиция сейчас разберется, что с картой.

Семёнов уже понимал, что поход в магазин затянется. Казалось бы, все предусмотрел. Целый год экономил, так хотелось сделать подарки. Тут еще и пенсия должна была подоспеть.

Милиция все не приезжала. Семёнов хотел было позвонить, но человек в форме отобрал телефон. Семёнов только тут присмотрелся. За формой прятался небольшой рост, оттопыренные уши и веснушки по пухлым щекам. Форма была велика. Но еще больше было величие от выполнения долга. Перед кем этот долг, наверное, и сам носитель формы не знал. Хотя это было и не важно. Главное – следить, чтобы все правила выполнялись четко и без осечек. Семёнов как раз и был такой осечкой. А для человека в форме – самым настоящим преступником. Семёнов догадывался, что совершил какое-то злодеяние, но как ни прикидывал, ничего не приходило на ум. Он только и мог, что уменьшиться еще на голову, чтобы стать немного незаметнее.

Через пару часов в комнатушку закатились пьяные и веселые полицейские. Они переводили мутные взгляды то на вытянувшегося в струну и преисполненного гордости человека в форме, то на сутулого пенсионера, никак не понимая, где же тот великий комбинатор ради которого вызвали всю бригаду.

– Хо-хо, – наконец прокашлился самый толстый. Он, видимо, был за главного. – Кто душитель, кто злодей?

Полицейские прыснули. Толстый покраснел.

– С дочкой к утреннику стихи учил.

Кто-то прыснул. И вот уже все смеялись. Даже человек в форме. Все. Кроме Семёнова. Он почему-то знал, что его сейчас могут в любой момент эти веселые люди потащить в газельку с решеткой на окнах, и поминай как звали. Законы же меняются так часто, что любой может стать преступником. Потому что незнание закона не освобождает от несения ответственности. Еще доброго придется встречать Новый год в полосатой робе.

– Так в чем дело, – продолжил толстый, заняв место за столом.

– Некто пришел как гражданин Семёнов.

– Что значит «как»? – возмутился пенсионер, – Я он и есть.

– А чем докажите? Паспорт где? – надул щеки толстый.

Семёнов похлопал по карманам. Паспорта не было. Он испугался. Потому что каждый знает, нет паспорта, нет и человека. Но потом вспомнил, что отдал паспорт вместе с банковской карточкой операкционистке. И тут же сам увидел перед носом искомый документ. Его в коричневом переплете вертел человек в форме.

– Паспорт-то есть, – заводился человек в форме. В мыслях он уже получал грамоты и благодарности за поимку опасного преступника. – Только документы не этого гражданина.

– Как это не мои? – возмутился Семёнов. – Вы фотографию посмотрите.

– Вот! – поднял вверх палец человек в форме. – Наклеить можно всякое. А по факту – паспорт-то не его.

Семёнов даже ущипнул себя, настолько происходящее казалось ему абсурдом. Не может же это происходить в настоящей жизни. Он даже успокоился, распрямил плечи и даже приобрел свой обычный рост.

– Значит фальшивый, – заключил толстый.

Тут же паспорт схватили руки его напарников и положили в тонкий полиэтиленовый пакет как улику.

– И что же он хотел? Наверное, наличные снять? – толстый говорил, не обращая на Семёнова никакого внимания, будто того в природе не было.

– Конечно, – довольно потирал руки человек в форме. Наконец-то он смог отличиться, поймав негодяя с поличным. – Только вот фокус не вышел. Карточка-то заблокирована, а все средства списаны. Тут закон стоит на страже. Муха не пролетит. Комар носа не подточит.

– Ага. – зевнул полицейский. – Все просто. Какой-то чудик захотел поживиться. Наглостью взять. А не вышло. Жаль только время терять. В другой бы день – все-таки какое-никакое, а развлечение. Но ведь Новый год на носу. Сейчас бы с полковником пить. Хорошо, что хоть не висяк. Дело быстро закроем.

– Какое дело? – опять скукожился Семёнов, уменьшившись на две головы. – Паспорт мой. Я ничего не совершал.

– Ага, – продолжал зевать толстый. – Ну что ребята оформляем?

Человек в форме хотел поехать вместе с полицейскими, но те его грубо отпихнули, показывая, что за дело берутся «нормальные пацаны», а не ряженый клоун.

Через прутья газика хохотал праздничный город. Казалось, дома вертелись в угаре, соревнуясь, кто ярче мигнет разноцветными витринами и фонарями. Семёнов нервничал, еще немного и родные начнут волноваться, где он пропал. Хотя время еще есть. Подарки все равно положат под елку, чтобы открыть под бой курантов. Но часы на городской площади показывали, что в загашнике часа четыре. Кажется, телефон забрали вместе с паспортом. И он тоже прыгал по кочками вместе с полицейским.

Семёнову казалось, он готов к любому повороту. Даже к вопросу про террористов, политическую окраску и сексуальную принадлежность. Неделю назад из подъезда вышел пьяный сосед в трусах. Так не прошло и дня, как его уже забрали за попытку изнасилования. Сосед был импотентом. Но это его не оправдывало. У соседа в руках была банка пива. Для полицейских, закрывавших год удачно раскрытыми преступлениями, это был самый настоящий искусственный член. Сосед вернулся с подбитым глазом и выбитым зубом. Не хотел признавать себя маньяком. Говорят, легко отделался. Хорошо, что перед домом на лавочке сидела только старушка в инвалидном кресле. Были бы дети – пришили бы педофилию, а это значит сразу в тюрьму. Но вот вопрос «с чего вы взяли, что вы живы?» — поставил Семёнова в тупик. Действительно, перед ним на столе лежала справка о том, что он умер. Произошло это в районной больнице два дня назад.

– Но я же жив, – шептал Семёнов.

– Тут два варианта, – напирал толстый. – Либо вы мертвы, либо это не вы. Первый вариант: возвращаетесь в морг. Второй: вы самый настоящий мошенник.

Семёнов не знал, что ответить. Толстый даже дал ему позвонить. Жена мобильный не брала, а городской взяла соседка, хрюкнув, оторвет шутнику яйца, если он позвонит еще раз. «Вот ведь гады, – услышал он до того, как она кинула трубку, – Такой мужик помер, а им хоть бы хны». Семёнов даже потыкал себя пальцами, чтобы удостовериться, что он жив и не спит. Семёнов съежился, и одежда утром еще тесноватая, уже смотрелась как с чужого плеча.

– Вообще-то, – хмыкнул полицейский, рассматривая фотографии на планшете. – Вы на него похожи. И одежда почти та же. Но дьявол кроется в деталях. Тот был атлет, а вы плюгавый. Тут видно сразу – рост другой. И похожесть лица не спасет. Он не только богатырь был, а и темней. Не могли же вы так за день поседеть. Значит, вы – точно не он.

– Кто же я тогда? – удивился Семенов, с ужасом замечая, что даже голос стал тоньше.

– Кто-то другой. – уверенно рубил полицейский. Он уже успел выйти пару раз в коридор, откуда возвращался еще более медленной походной, принося за собой густой запах то ли клопов, то ли коньяка. – Может быть, вы даже не преступник, а чудик с амнезией.

Полицейскому хотелось еще немного накатить и двинуться домой. Он был даже готов отпустить Семёнова. Только бы тот сознался. Ну, с кем не бывает, праздник, хотел шикануть, денег нет, а тут паспорт на улице валяется с банковской картой. И вместо того, чтобы проявить гражданскую сознательность, поняв, что кому-то стало плохо, решил проявить слабость. Но вместо того, чтобы признать вину, гражданин зачем-то настаивал, что он Семёнов. Был бы этот Семёнов банкиром или, на худой конец, актером – было бы понятно. А тут какой-то жалкий пенсионер со своими крошечными накоплениями. Какой дурак захочет из-за нескольких тысяч провести в тюрьме год, а может, и два?

Семёнов упрямился. С каждой минутой упорства полицейский трезвел. Вот уже вместо благодушной улыбки появилась жесткость поджатых губ, а вместо осоловелой поволоки глаз – узкий прищур. Еще полчаса назад он хотел отпустить глупого старика. Но теперь времени было в обрез. Через час пробьют куранты. Не придешь домой – скандал. Самое главное – чтобы дома было спокойно. И жена не жужжала. Полицейский схватил Семёнова за руку. Пенсионер дошел уже до роста ребенка. Пальто тянулось за ним как шлейф короля, а ботинки сваливались. Но вот уже скрипит задвижка обезьянника. А полицейский торопится к домашнему столу.

Лампочка больная как луна. И такая же тусклая. Тихо так, что Семёнов слышал, как дышит. Весь город стучит вилками, накладывая оливье. Дежурные покинули часа на два пост. И самые отъявленные негодяи отложили свои преступления. Был бы телефон, можно было бы посмотреть, сколько минут отделяет старый год от преемника. Наверняка, уже говорит Президент. Бутылки шампанского готовы взорваться под грохот часов. Семёнов хотел к своей семье. Жена бросится, уткнувшись в шею влажными губами – «живой!». Внуки заорут «деда, деда». Дочь счастливо улыбнется. Даже зять, обычно такое молчаливый, промычит приветствие и протянет руку. Теперь Семёнов был не больше кота. Пальто висело над ним шалашом. А шарф можно было обмотать римской тогой. Действительно, раздался гул. Семёнов знал, это бой часов. Раз, два, три. С каждым ударом он становится все меньше и меньше, пока не превратился в маленькое облачко. Легким паром он рванул сквозь прутья, пулей вылетел через замок и вот уже гнал по опустевшим улицам. Вот уже и заветное окно. По ту сторону стекла – вся его семья. Наверное, отчаялись совсем. А тут – он.

P.S.

– Теперь и этот мертв, – наморщился толстый полицейский. В первый день Нового года его мучило похмелье. – Надо же как бывает: у двух людей совпали имя, фамилия, отчество. Даже день и месяц рождения. Только год был другой. Представляешь, пришел дядька в банк, а там подумали, что это мошенник. Наши тоже разбираться не стали: раз и в каталажку, у всех же семья, праздничный стол, тут не до миндальничания. Как думаешь, кому-нибудь попадет за то, что старикан подох?

– Пенсионеры мрут как мухи, – заметил напарник. – Одним больше, одним меньше. Какая разница. Только небо коптят.