– Шепну ей на ушко, что и на следующий год поедем, она глаза закатывает и сладко стонет. Такого и в медовый месяц не было, – не без гордости говорил он приятелям, кося глазом, как банщик намыливает его бока, – Это все море, солнце, массажи и вкусная еда. Свою бабу нужно как телефон заряжать. Из моей – как батарейку вытащили. Ныла, ругалась да плакала. А теперь – идеальная жена. Всегда говорил, любовницы могут быть разными, а жена – только идеальной. Как свою увидел, сразу понял, на таких только женятся. А может это и не Тайланд. А совсем другой мир – азиатщина. К Европам-то она привыкла.

– Только не осуждай, – Рита так долго всматривалась в чашку с кофе, будто видела вход в кроличью нору, в которую можно провалиться в другом мир, – Влюбилась как девочка. Надо бы мужу рассказать. Или сыну? А вдруг надо всех родных позвать на чай и покаяться. С мужем мы уже лет тридцать вместе, одна кровь на двоих. Может, поймет, что

– Ты с ума сошла, – встрепенулась Ирина, всматриваясь в немолодое лицо подруги, – Об Олеге подумала? Лучше него никого не найдешь. Или у тебя в кустах олигарх притаился? Не девочка уже. Думать головой надо.

Рита вспыхнула и надулась. Для своих пятидесяти трех она выглядела довольно-таки хорошо. Все давали ей лет семь-девять меньше. Вместе с грузным Огурцовым они были похожи на крота и дюймовочку. Но каждый год давался Рите все тяжелее: морщины разрастались каналами на лице, придавая глазам грустное выражение, тело теряло изящную хрупкость, запасаясь килограммами. Летом густые волосы позволяли поспорить с временем, беззаботно растекаясь по плечам. Но зимой под плотной шапкой лицо казалось застывшей маской, не скрывающей возраст.

– Куда ты пойдешь? – продолжала Ирина, – Подумай сама, ждет ли тебя кто? С другой стороны, что я тебя жалею? Хорошо устроилась – муж, любовник. Вот пожила бы как я, когда дома только кот. Да и тому лишь бы спать и жрать.

Жизнь Риты была картинкой спокойного семейного счастья: муж – каменная стена, дом – полная чаша. Ко всему этому прилагался сын – в детстве идеальный ребенок как с рекламного постера, а теперь успешный дипломат, обитавшей где-то в европейских за тридевять земель. Сама же Рита была холеной домашней кошкой, что ждет прихода хозяина и день-деньской прихорашивается. Пережив в двадцать три несчастливый роман, она решила никогда больше никого не любить, а жить лишь одним умом, тщательно взвешивая все краткосрочные и потенциальные выгоды. Огурцов был молодым и перспективным. «Вытащила свой лотерейный билетик», – завистливо вздыхали подруги. Карьера Огурцова шла по экспоненте. А вместе с ним все более роскошной становилась и жизнь Риточки. Она никогда нигде не работала. Да и особых хобби у нее не было. Вся ее жизнь была посвящена поддержанию своей красоты. Ей нравилось мужское обожание. Но даже флирта она себе не дозволяла. Не потому что берегла чувства Огурцова. После неудачной любви внутри что-то заморозилось и не вспыхивало в ответ на блеск чужих глаз, а более интересной чем Огурцов кандидатуры так и не было. Огурцов замечал вслед жене похотливые и восторженные взгляды, они приятно щекотали нервы, но поведение Риты было безупречно. Она была равнодушна к уловкам ловеласов.

Личное пространство Риты было обнесено каменной стеной. Так думали те немногие, кто изредка посещали их дом. На все расспросы она лишь загадочно улыбалась и предлагала сварить кофе по-турецки. На самом деле, рассказывать ей было не о чем. День Риточки был прост как вареное яйцо. Утром – готовить завтрак мужу, вечер – стряпать ему же ужины. Между этими важными точками – делай, что хочешь. И по большому счету она либо сидела у косметолога, либо включала телевизор и впадала в сладкий транс мелодрам. Больше ей ничего не хотелось. Подружек у Риты не было, потому что не было и увлечений. Иногда заходила Ирина, живущая по соседству и делившая с ней косметолога. Выходные и поездки всегда планировал Огурцов, Риточка лишь соглашалась. Казалось, ей было без разницы – палаццо Рима или домики Суздаля. Она была покорна как маленькая собачка, которую хозяин носит с собой в маленькой сумочке и одинаково равнодушна ко всему.

– Смотрю на него, а в груди что-то щемит. Больно и сладко. Хочется и плакать, и смеяться. Это как удар. Как затмение. К гадалке ходила, та говорит про кармический узел. Видимо, в прошлой жизни мы были связаны и так сильно, что смерть нас не разлучила, – щебетала Риточка, а Ирина все больше убеждалась, что приятельница сошла с ума и хочет разрушить свое безмятежное существование тепличного растения, – Зато смотри, как фигура подтянулась. Со спины почти юная девушка.

– Кто он? Фитнес-тренер? Косметолог? – допытывалась Ирина, зная о крайне узком круге знакомых семьи Огурцовых.

– Лодочник. Влюбилась как девчонка. Он первый начал. Взглянул на меня, сердце встрепенулось и заколотилось бюыстро-быстро. Как маленькая птичка. Смотрим друг на друга и молчим. Потому что слов не надо.

– Какой лодочник? – выдохнула Ирина, – Только не говори, что тебя окрутил какой-нибудь жиголо в Тайланде.

– Это любовь. Она не знает ни границ, ни времени, ни пространства. Живешь себе дохлой рыбой, думаешь, так и надо. И вдруг понимаешь, что все это время спала.

– Он тебя обманет. Кинет на деньги. Лет-то ему сколько?

– Какая разница, сколько ему лет? Я про любовь говорю. А ты не слышишь! Потом, не так он и молод. Сидим с Олегом на берегу, говорю, чего это таким молодым разрешают на моторных лодках людей катать. А он – никакой это не подросток, лет ему под тридцать уже.

– Ты себя слышишь? Ты – рафинированная москвичка. Он – нищий таец. Ему, как ты хмыкаешь, под тридцать, то есть всего лишь двадцать с гаком, а тебе уже все пятьдесят три. Пусть ты выглядишь моложе, но не двадцать или тридцать. Даже на тридцать пять не тянешь! Хорошо, бросишь ты своего Огурцова и приедешь в Тайланд. Где вы жить будете? На лодке? Будешь рыбу жарить? Как только деньги у тебя закончатся, поминай этого лодочника.

– Какие деньги? Какая рыба? Я тебе про любовь, про огонь, про страсть.

– Конечно, какие деньги? Ты в своей жизни ни разу на работу не ходила. Тебе все время Огурцов кладет деньги в тумбочку. Открываешь – бац там деньги. Как фиалки на подоконнике. Ты даже не знаешь, сколько жизнь стоит. И потом – разве не гадко, что ты на деньги мужа хочешь спонсировать любовника? А секс тоже за деньги был?

– Ира, что ты несешь? Не было никакого секса.

– Стоп, – опешила Ирина, – Секса не было? Он плохо твой английский понял? Много запросил?

– Не говорит он по-английски. Но любви не нужны слова. Он все говорил тем, как смотрел.

– Так вы не спали?

– Тогда нет?

– Ничего не понимаю?

– У нас сейчас секс, если уж тебе подробности нужны.

– Он в Москве? Бросил все и за тобой метнулся?

– Нет, он там остался. Но когда я медитирую своей квартире, то вижу, он ко мне летит в астральном теле. Вчера вижу его так ясно, что почти ощущаю его тело. Так и секс получился. Наши астральные проекции сплелись. Скажу одно, не девочка, но крышу мне снесло, такой он был пленительный и сладкий.

– А мужу-то в чем покаяться хочешь? Нет измены – нет проблемы.

– Не люблю я мужа. Разводиться не собираюсь. Привыкла. Ценю его доброту. Но мечтаю о другом. Вчера после того, как в мыслях моих мы как животные совокуплялись, с мужем была такой жаркой, что он, конечно, думает, что это путешествие меня так развеяло. Я и нежной стала, что вину чувствую. Как будто у меня на лбу написано: влюбилась в мальчишку. Уверена, и он меня любит. От него такой жар исходил, что я боялась, муж заподозрит. Подплывает он на лодке, а я у воды стою. Рядом на лежаке — муж. Метров сто между нами всего. Он машет рукой, я в ответ. На лодке людей много. Как и на берегу. Кажется, что одна группа смеется и приветствует другую. Но я точно знаю, никого нет. Только я и мой мальчик. И для него все так же. Сейчас я в Москве, а он – там. Но это ничего не меняет. Мы все равно с ним вместе. Иначе бы он в астрале ко мне не прилетал. И гадалка мне все подтвердила. Говорит, стоит он на том берегу, в море смотрит, думает, как хорошо, если бы я ему ребенка родила. А если мужчина ребенка хочет – это очень серьезно.

– Какой ребенок? Какая любовь? Вы с ним даже парой слов не перекинулись.

– Это совершенно неважно, – промурлыкала Риточка, уносясь мыслями в теплую страну, где на лодке сидел смуглый парень и махал рукой отдыхающим. Она снова жила, вылупляясь из тридцатилетнего сна. Внутри у нее звучали странные удивительные песни, в которых ноты испарялись многоцветной радугой.

Огурцов все не приходил домой. Риточка включила телевизор, но привычный гул не успокаивал, а раздражал. Звонить мужу не хотелось: все равно придет, рано или поздно, по привычке запихнет в себя курицу, глотнет пива, чмокнет в щеку и завалится спать. Но сейчас можно было закрыть глаза и нырнуть в воспоминания – где теплая вода проводила мокрым пальцем по ноге.

На море было больно смотреть. В нем купалось солнце. Но Рита упрямо пыталась вобрать в себя вечер, лодку, мелкую зыбку волн. Сейчас пусть из глаз течет слеза. Никто не увидит: соломенная шляпа с огромными полями скрывает тенью лицо. Зато потом можно будет снова и снова крутить воспоминание, как кино. Но сейчас ни о каких «потом» и «затем» она не думала. На лодке приподнялся поджарый мужчина. Он махал рукой все тем, кто сейчас был на берегу, а гид рядом кричал по-английски, что всего за 200 бат можно проехаться на другие острова. Рита знала, все это лишь отвлекающий маневр. В бесконечной вселенной под вечным небом были лишь он и она. Рита читала в его взгляде: я люблю только тебя, ты моя единственная.

Конечно же, на следующий год она вернется. Он, безусловно, будет ждать ее со своей лодкой. Наверное, уже сейчас ждет: приплывает каждый день и смотрит, не стоит ли она на их берегу. Может быть, она поплывет на другой берег. Может быть, он спрыгнет на песок, подхватит ее на руки и унесет в номер.

У никогда не писавшей стихи Риточки, слова сплетались друг с другом. Это были наивные детские стишата, которыми грешат девочки пятнадцати-семнадцати лет. Но простые банальные рифмы вбирали в себя несложную Ритину историю, и чайкой носились где-то над головой.

– Рита, брось, какие стихи? Молодец, конечно, что написала, – сыто улыбнулся Огурцов, – Рад, что на тебя так Тайланд влияет. Но право же, стихов я совсем не люблю. Да и ты не Пушкин. Хотя он тоже мне за параллель. Лучше пивка мне налей.

Рита послушно открыла холодильник, достала бутылку и протянула ее мужу.

– Я подумал, не стоит ограничивать себя Таиландом. Вот Европу же всю объездили. Давай за Азию примемся. Говорят, во Вьетнаме туризм развивается. Недавно знакомый приехал, расхваливал.

Рита послушно кивнула: – Вьетнам так Вьетнам.

– Все-таки ты – идеальная жена, – отрыгнул Огурцов, – Ни у кого такой нет.