– Нашел, нашел, – раздался пьяный голос Сидорова.

Все в небольшой комнате тут же на него обернулись, как подсолнухи на свет.

– Покажи, – заревел мужик в красной шапке – он работал всего второй день, потому никто не знал, как его зовут. Даже кадровичка Настенька и та успела забыть, настолько он был неинтересен. По всей видимости, это был какой-то новый водитель, то есть приложение к рулю. – А то я тоже кричать могу. Предъяви, так сказать, общественности.

Лицо новенького багровело под стать шапке, словно если кому-то выпала удача, то мир остальных обрушился.

– Ладно вам, – буркнул кричавший, – Пошутил. Праздник скоро. А вы все смурные. Будто на алмазе свет клином сошелся. Я еще и бокал не брал даже.

Красная шапка набекрень тут же схватила свой бокал. Все опять стали равны как в бане. Счастливый шанс не выпал никому.

Напрасно вглядывалась Смирнова в бокалы, муть шампанского смеялась. Где-то прятался маленький алмазик. Должно быть с мышиный глаз, не больше. Но все-таки драгоценность, а не стекляшка какая-нибудь. Никакое это было, конечно, не шампанское. А дешевая шипучая сивуха, но зато в бутылках с яркими этикетами. От такого пойла быстро пьянели дамы, сбрасывая налет показного этикета. Так слетает броская фольга с конфет.

Узнать-то как, что надо взять именно этот фужер, а не тот, что справа или слева? Кудряшки Смирновой вздыхали вместе с ней. Но больше всех переживала Настенька, семеня на кривых коротких ногах, прикрученных к круглому рыхлому телу. Каждая офисная барышня на время праздников преображалась, вылупляясь бабочкой из серого офисного костюма. Но откровенные наряды Настеньки свидетельствовали об одиночестве и усиливающемся отчаянии подцепить себе пару.

А ведь какая была шикарная задумка: купить билеты сотрудникам на рождественский бал! Сделано это было по распоряжению руководства: помочь работающей в три смены бухгалтерии приписать к тратам на благотворительность личные расходы директора. Заодно получилось и пиарщикам кость бросить. В местные СМИ (которых никто не читал кроме старушек, да и те по большому счету брали их, чтобы наполнять лотки у котов) полетели слепленные на скорую руку новости, но даже там их не взяли.

Настенька грустила. Офисная челядь ее не любила. Женщины мстили за хамоватое отношение. Мужчины побаивались ее откровенного заигрывания. В отместку Настенька овчаркой следила за паствой, отмечая в табеле, кто сколько раз отлучается в рабочее время покурить, чтобы потом грозить отработками за бесцельно упущенное рабочее время. «Компания вам платит не за то, что вы в туалеты ходите», — покрикивала она на совещаниях, на миг привлекая к себе внимание. Единственного, кого Настенька обожала, несмотря ни на что, был Хрюкин. По большей части потому что он был директором. У Настеньки был хорошо развит инстинкт самосохранения. Но зря поправляла она обвисшую грудь в декольте, Хрюкин смотрел на тощие куриные ноги Смирновой. «Пусть же ничего тебе не достанется», – мстительно икала Настенька, злобно кося на соперницу пьяным глазом. Это был не первый бокал. Но ни в одном алмаза не было.

Бойкая девушка из модельного агентства возвышалась острыми конусами грудей и продолжала зазывно приглашать на алмазную дегустацию. «Ну же, – кокетливо подмигнула моделька Сидорову. Она улыбалась так всем, это входило в оплату ее услуг. Тот покраснел как вареный рак и схватил шампанское. Сирена тут же стала подманивать следующего работника. Ей хотелось побыстрее раздать бокалы, чтобы успеть на последнюю электричку.

Сидоров уставился в бокал: на дне перекатывался маленький камушек. Может быть, в прозрачной воде он был бы не заметен, но похожая на мочу жидкость его выдала.

– Нашел, – удивился он.

– Да ладно, – сразу же проявила к нему интерес кадровичка, с недоверием рассматривая бокал.

— Смотри, – ткнул он коротким пальцем в муть, – Это он.

Пока мужчина жадно глотал, а затем пытался просунуть сосиски пальцев в фужер, Настенька, помня о его заигрываниях, желала немедленно получить алмаз, чтобы надменно и вызывающе рассмеяться в лицо Хрюкину методично загонявшему в угол Смирнову.

На вспотевшей от напряжения ладони камушек был совсем крошечным, но блестел так отчаянно, что сразу было видно – настоящий бриллиант. Настенька улыбнулась как можно шире Сидорову, обнажая тускло блестевший золотой клык. Искусственный зуб был заточен как смертельное оружие. «Кто не захочет алмаза-то?», — подумал Сидоров.

К счастливчику тут же подскочил толстый организатор, похожий на Хрюкина как брат: такой же низенький и гадкий. Сюсюкающим голосом он стал предлагать закатать алмаз в кольцо.

– Смотрите, – тыкал он в специальный прибор, – Алмазометр не врет, это действительно бриллиант. Мы вам и сертификат сейчас выпишем.

Сидоров прихлопнул камешек рукой: словно боялся, что толстый ювелир всосет его в себя. Он был уверен, алмаз надо унести домой, все обдумать. Можно, конечно, кому-нибудь подарить. Маме? Ей точно все равно. Покачает головой и скажет, лучше бы колбасы купил. Сестре? Тут же вспомнилось, что в последний раз она подарила Сидорову на день рождения носки, на бирке которых крупными буквами было написано «распродажа».

Коллеги поздравляли и хотели выпить. Но Сидоров нервно похлопывал коробочку в кармане брюк, где был заперт алмаз. Он почти протрезвел и с отвращением смотрел на нарезающую вокруг него круги Настеньку.

– Будешь хорошей девочкой, будет у тебя бриллиантик еще лучше, – уткнулся Хрюкин в шею Смирновой. На что та сразу потребовала предварительную оплату в виде незамедлительной покупки бриллиантовых сережек.

Сидоров распихал коллег, нахлобучил шапку, накинул пальтишко и выбежал на улицу. Шел снег. Мимо спешили люди с елками. Город преображался на глазах, вспыхивая праздничным блеском уличных фонарей. Алмаз прожигал в брюках дыру. Вызвать бы такси, но развезет, как уснешь, тут же таксист ограбит. Нырнуть в метро, там воры-карманники. Оставалось одно – бежать по улицам до дома, чтобы схоронить там камень удачи.

Вокруг смеялись запотевшими окнами дома, мелькнул зеленым светофор, толпа побежала другую сторону улицы прямо на Сидорова. Он согнулся и таранил проходящих мимо, пока какой-то молодчик не ударил его в живот. Сидоров упал. Семенивший рядом прохожий пнул что-то ногой, нагнулся, сунул в карман и пропал в темноте. То была выпадшая коробочка. Голосом Настеньки бибикнул рядом проносящийся автомобиль. Сидоров встал, отряхнулся. В уголке глаза набухала слеза обиды, а через тучи показалась шкура неба с наколотыми на темную кожу маленькими блестящими алмазиками.