Снегурочка улыбалась во все щетинистое лицо. Её улыбка — последнее, что запомнил Петька, падая лицом в снег.

Анечке хотелось играть в фей и принцесс. Чтобы героини как на подбор – дохлые и почти прозрачные. Но в её случае бытие определяло сознание. Крупная Анина конституция приводила в восторг режиссёра, которому нужны были, как он говорил, реальные бабы из народа, а не пластиковые куклы с надутым ртом. От этих слов Анечка краснела, пытаясь втянуть живот, но тот предательски выпячивался обратно.

— Пнула бы его, — рука Ленки рисовала рубленое движение, будто ладонь-топор отсекает режиссёру шею. — С другой стороны, ты везучая. Сколько девок хотят, чтобы на них обратили внимание, тебя же на первом курсе уже заметили. Талант. Не зря ж он говорит, что ты почти Раневская. Без пяти минут.

Анечке льстило сравнение с великой актрисой, но она хотела быть тощей, как Ленка. Пришлось бы за это отдать талант — отдала бы, не думая. Зато были бы ноги длиннее Эйфелевой башни, а талия — что ниткой можно перевязать. Вместо этого, как вещала Анина мама, крепкая здоровая кость.

– Анютка, не горюй, такой бабе, как ты, цены нет. Раньше тебя в телегу вместо коней бы запрягли, – смеется Васька.

И чего это он постоянно в комнату пришлепывает? Вроде и друзей в этом блоке общаги у него нет. Наверное, по Ленке сохнет. Пусть и зовёт её Кощеем Бессмертным, а сам с Ленкиных острых коленок взгляд не сводит, Аня же не слепая. Да и режиссёр туда же. На сцене гоняет Аню как Сидорову козу, мол почти девяносто процентов таланта – это работа и еще раз работа. А в кафе приглашает Ленку. Мол, Ане надо за фигурой следить, а то в реквизитное платье не влезет. Роль, конечно, не то, чтобы главная, но все-таки. Ленка говорит, что все бы за такую роль уцепились. Только Анечка нос по первости вортила. Да предложи Ленке любую роль, она бы прыгала по комнате горной козой. С Ленкиной фигурой можно кого угодно играть. Даже кикимору. Красоту-то не спрячешь. А тут режиссер сразу в лоб: «Аня, твоё амплуа – комедийная актриса. С такой мимикой и фигурой можно говорить самые нудные речи, а все покатываться будут». Аня развернулась и припустила в туалет. Заперлась там и давай реветь, размазывая тушь по щекам. В зеркале – красный нос картошкой и щеки, что ушей не видать — вылитый хомяк. Режиссёр ещё потом два дня шутил, что Ане хорошо бы последить за тем, что в рот тянет, а то еле до туалета добралась. Только Васька её утешает. Правда – как умеет.

– Зато ты ешь нормально, а не вилочкой в листе салата ковыряешь, — трендит Васька. – Тут пригласил одну, а она: мне только чаю. Оно, конечно, экономно. Только знаю, такие потом сразу шубы да бриллианты требуют. А откуда у студента деньги? У меня и родители простые. Это все девушки «три-ка»: костлявы, корыстны, коварны.

От его слов ещё обиднее становится на всех своих бабок и прабабок, что были сами кровь с молоком и мужей себе под стать выбирали. И ведь сам с этими «три-ка» и ходит, пусть потом и клянет. Махнет Ане ручкой после пары и тут же пальто подаёт длинноногой. Вроде шутит над ними, а посмотришь, волочится. Через неделю с друзьями по общаге горькую пьёт, значит отшили опять. Режиссёр туда же. Будто Анечка должна радоваться, что её заметили. Как дворняжка, что костью поманили. А она не собачка, а принцесса. Просто заколдованная. Вот и пойми мужиков этих: говорят, девушка им нужна интересная, а сами все на грудь да ноги пялятся.

Новый год — время елок. А значит и почти дармовых денег. Почти все студентки превращаются в Снегурочек, оборачиваясь парчовыми шубками и шапочками с мехом, а мальчишки нацепляют белые мочалки бород – раз –и рота Дедов Морозов пошла брать город.

Если бы дали волю Анечке, все бы она переделала. Иной был бы у Нового года сценарий. Сама бы стала Снежной королевой. Для этого и стать есть, и величие. Королева не может быть тощей. На Северном полюсе ветра такие, что тощих бы давно смело в Ледовитый океан. Всех этих псевдо-снегурок и недо-дедов Морозов в зайцев обратила. Пусть себе мелкие у ног королевских скачут да под елками дрожат, почуяв волка.

У Анечки времени на глупости нет. В новогодней постановке она — Баба Яга. Характерная и яркая. Но дети тоже костлявых любят. Таких, что дунешь, разлетятся как снежинки по сцене. Анечке ветер не страшен.

Тощие Деды Морозы и Снегурки чувствуют Анин гнев. В напарницы её брать не хотят. Говорят, с такой Снегурочкой как ты, конечно, ходить безопасно: со спины на мужика-трансвестита похожа, плечи широкие, а сама цок-цок на сапогах, только дети напугаются, толстая ты такая, что вдруг их съешь. Так что играй свою Бабу Ягу и радуйся. Завидуют, конечно. Они свои роли курсе на третьем получат.

В каникулы общага пустеет. Все возвращаются к родным пенатам. Анечка тоже к родителям собирается. В квартирке будет пахнуть еловой хвоей и мандаринами. Мама достанет альбом. А там Анечка на новогодних утренниках. Маленькая – чуть выше стола. Тогда ещё в Снегурочек верила и Деду Морозу корявым почерком письма строчила. В любой толпе ее было легко узнать. И на снимке она самая толстая из снежинок. За ней любая девочка спрятаться могла. Как-то подслушала Аня разговор мамы и учительницы. Последняя говорила, что лучше Анечке колобка на праздниках изображать, тогда бы она с легкостью выиграла бы конкурс костюмов и получила заветного шоколадного зайца в красивой блестящей обертке, потому что над Аней-снежинкой все смеются, под ее прыжками пол так скрепит, что ведущего не слышно.

Подростком Аня все ждала, что вытянется. Действительно, выше-то она стала, даже грудь выросла, но крепость сложения никуда не ушла. Как с гордостью говорила бабушка, хлопая ее по плечам, – царь-девица. В институте Аня хотела записаться на художественную гимнастику. Её не взяли. Зато предложили идти на борьбу или штангу.

Говорят, спортивный потенциал есть у всех, главное, понять, в чем талант. Интересно, поверил бы кто из детей, что живёт себе на свете Снегурочка-борчиха? Такая, что медведя на лопатки положить может. Ведь дед и баба, которые её лепили, скульпторами еще теми были. Чай не Родены. Да и сами небось по юности кровь с молоком. Не могли себе ж тощего зайца из снега вылепить. Значит, Снегурочка должна быть упитанный и розовощекой. Как летом растаяла, наверное, от неё целое озеро осталось. Или пруд.

Сидит Анечка в комнате, роль повторяет. Тут Ленка в комнату приползла. Шубку снимает, а саму ее колотит как осиновый лист по ветру. Шепчет: помоги, горло дерет, температура, а надо вечером на детский праздник бежать. Анечка отнекивается, боится, что платье на ней не сойдётся, а сойдется, так треснет. А Ленка настаивает: деньги хорошие, тебе свитер и юбку мишурой обошьем да голову кокошником украсим. Будешь самая настоящая Снегурочка. Делать нечего — надо подругу выручить, значит придется пойти. Всего-то полчаса позора. Выйти к детям, Деда Мороза позвать, елочку зажечь и подарки вытащить из мешка.

Вначале дети насупились. Снегурочка не стандартная — высокая и упитанная. Но она им все объяснила. Работа у Снегурки непростая: снег убирать, вон сколько уже намело, так и три дворника не управятся. Голодно в лесу. Надо лосям куски каменной соли натаскать. Ветер подул – снега как не бывало. Ворочаются во сне медведи. Снежное одеяло-то с них сползло. Мерзнут голые пятки. Надо косолапых укрыть. Волки пастями скалятся. Как бы не набедокурили. А то придут охотники да в белок постреляют почем зря. Надо волков к дому не пускать. Пусть дома в лесу сидят. А это что за рыжее пятно? Лисичка караулит зайку. Надо и зайке помочь: нарисовать на снегу следы, чтобы рыжая устала их распутывать. Одним словом, работы так много, что есть надо за троих.

Смотрит Снегурка задорно на детей: кто кашу на завтрак любит есть? И вот уже сплела вокруг елки из детей хоровод. То историю из рукава вытащит, то подбодрит тех, кто со стишком запинается. Дети к ней так и липнут. Даже Дед Мороз на периферии остался. Даром, что с мешком подарков. Он плюнул и ушел давно, а она все детей развлекает.

Одна родительница подошла к Анечке уже после праздника. Стала телефон просить. Говорит, раньше дети по углам стояли, чтобы время до подарка потянуть, а сейчас действительно любо-дорого смотреть и уже деньги за елку не жалко. Говорит, буду вас рекомендовать, вы особенная, живая.

Петька Новый год не любил. Но особенно раздражали его Снегурочки. В сказки только дети верят. А студентки из театрального училища этим пользуются. Понятно же, какой у них талант. Долбаные Офелии – вот они кто. Так и хотелось каждой сказать, что она подстилка режиссёрская. В этом он убедился, встречаясь с парочкой таких. Пока неизвестные — готовы спать с рабочим сцены, а только режиссёр мельком взглянет, бегут за ним как собачки, а он ещё и пальцем не поманил. Сейчас все как одна вырядились в Снегурочек и сказочных принцесс, чтобы детей обманывать. Нет бы заявить с ходу: милые мальчики, я злая тётка, которой нужны только деньги, милые девочки, вы еще не понимаете, но красота продается за деньги и славу. Строят из себя фиф, а сами гнилые как старые пни.

Смотрит Петька, идет одна. Тоже Снегурочка взялась. Скорее уж бегемот, что Снегурочку проглотил. Петька подскочил к ней, толкнул в сугроб. Она сразу бухнулась, будто ноги у нее ватные. А Петька еще снегу ей за шиворот напихал. Она реветь. Но Петьке ее не жалко. Тоже цаца нашлась. Камаз, а не Снегурочка.

Снег тёк по спине, Анечка барахталась в сугробе как огромный неповоротливый жук. Над ней гоготал рослый детина. Ещё пять минут назад она была счастлива: самая лучшая Снегурочка на свете. Дети не хотели ее отпускать: точно знаем, ты настоящая. Пришлось говорить, что Снегурочке долго в тепле быть нельзя – растает. А потом все думала, как расскажет Ленке о том, что Снегурочки разными бывают. Только Анечка размечталась, что и следующую елку проведет, как получила снегом в лицо. Схватили ее огромные руки и давай в сугроб макать. Обидно до слез. Так еще снегу за шиворот закидали. Только на ноги поднялась, как ее обратно в сугроб кинули.

Как вырвалась, Анечка не помнила. Зарёванная пробежала мимо охранника, он даже пропуска не спросил, по коридору раз в комнату и на кровать кинулась. Васька зашёл, смотрит, Аня на руках у кашляющей Ленки всхлипывает, даже пальто не сняв.

– Ну держись, – Васька схватил кокошник, – Как вернусь, с тебя поцелуй, – и дверью хлопнул.

– Что за дурак, – ревет Анечка.

– Это ты глупая, – кашляет Ленка, – он в тебя сразу влюбился, а ты морду от него воротишь. Он же за тобой как хвостик ходит. Куда ты – туда и он.

Петька обомлел: от общаги неслась птицей тень. Должно быть какой-то человек. Как Петька ни присматривался, было темно так, что лица не видать. Единственный фонарь блеял неровным светом над самим Петькой, то выхватывая, то отпуская мерцанием темноту. На голове у бегущего на Петьку человеке была нацеплена то ли дурацкая шапка, то ли чалма. Петька не сразу сообразил, это ж кокошник. «Понравилось, — осклабился он, признавая в фигуре Снегурочку, — мазохистка какая-то». Петька ждал истерики, женского воя о том, какой он негодяй. Он уже приготовил нехитрый арсенал презрительных ухмылок, с которыми он будет взирать на жука-Снегурочку сверху, когда подставил подножку. Вот потеха-то будет, когда она начнет сучить толстыми ножками в снегу.

– Ну что? — нагловато потянул Петька, — понра…

Не успел он договорить, как Снегурочка, не сбавляя хода, ударила его кулаком в лицо. Петька влетел в сугроб, как поезд что сошел с рельс. Высоко над ним, там, где таяли в небе звезды, хохотала щетинистая Снегурочка.

P.S.

По сравнению с Дедом Морозом пухлость Снегурочки не бросалась в глаза. Дед Мороз был огромный. Значит, самый настоящий. Такой если осерчает, мало не покажется.

«Вот и расколдовалась», – улыбалась Анечка, наблюдая в елочных шарах как десятки Ань–Снегурочек вытаскивают из мешка плюшевых зайцев и кукол. Она знала, что за ее спиной стоит высоченный Дед Мороз. В отличие от других Снегурок, ей не приходится помогать мешки таскать. А над ватной бородой на Анечку смотрят влюбленные глаза Васьки.