Пока Петров посвистывал в приемной, листая глянцевые журналы и рекламные листовки с новогодней продукцией, за ним пристально наблюдал глазок камеры. Через стену в большом кабинете за массивным столом сидел круглый солидный господин, постукивавший кончиками пальцев, словно аккомпанируя шороху пролистываемых страниц. Сбоку от него на маленьком жестком стуле сидела девушка неопределенных лет. Она то теребила длинную светлую косу, стараясь разгадать мысли, проявлявшиеся на лбу начальника волнами морщин. Устав от напряжения, начальник откинулся на спинку кресла: «Ну, зови». Девица вскочила и легкой тенью метнулась к двери.

— Пожалуйста, заходите, — выглянула ее голова в приемную.

Петров ей озорно подмигнул, дерзко попросив принести еще кофе со сливками и печеньем. Он-то знал, если девицы и могут делать что-то стоящее в этой жизни, так подносить напитки и документы на подпись. Эта не была исключением, пусть даже не носила облегающих блузок с декольте и туфель с тонкими длинными каблуками. Ни разу он не наблюдал, чтобы отсутствие каблуков придавало женской жизни больше смысла. Петров ухмыльнулся, про себя заметив, что смысл женщины – рожать и не жужжать. Он тут же сделал пометку в ментальную записную книжку: надо бы чуть позже, когда он будет оформлен официально и получит свой кабинет, вызывать всех сотрудниц, чтобы они по очереди подносили ему напитки со сладостями. Петров себе-то уж точно знал цену. Он был хорош, молод и не женат. Все эти сочетания – губительная смесь для женщин, ибо, как известно, каждая мечтала стать его женой или хотя бы любовницей, Петров был в этом совершенно уверен.

Войдя в кабинет, Петров попал в длинный и мрачный склеп с тяжелыми картинами по стенам. Должно быть, саркастично ухмыльнулся он, эти динозавры считают себя солидной конторой, собрав внутри безвкусицу тяжеловесного прошлого. Петров встал рядом с будущим начальником, прикидывая, можно ли того отформатировать. Казалось, тот безвозвратно увяз в каменном веке. Старики не хотят уступать дорогу резвым, держатся за всякий хлам, не понимая, что рано или поздно их нужно будет выбросить со всех их скарбом. Петров плавно выдвинул кресло, чтобы небрежно плюхнуться. Над ухом вздыхала девице, стараясь уловить пожелания солидного господина. Петров недовольно поморщился, словно уже представляя себя на месте ее начальника: «Кофе долго ждать?». Ему было неприятно, что девица его игнорировала. «Тебе мало не покажется», — подумал Петров, представляя, как накручивает ее длинную косу на одну руку, а другой растягивает пуговицы, вытягивая ее грудь из рубашки. Из размышлений, какого цвета у девицы соски, его выдернул голос владельца кабинета.

– Ваши предложения довольно радикальны, — голос у солидного господина совершено ему не подходил, был почему-то высоким и почти детским.

– Поэтому я и вытягиваю почти безнадежные предприятия. За это мне и платят, – цокнул зубом Петров, вытаскивая из кармана зубочистку.

– Может быть, вы подробнее расскажите о своих задумках, – произнесла девица и тут же осеклась, на нее Петров посмотрел, как на говорящую собаку, а потом перевел взгляд на господина, мол, смотри, твоя служанка совсем от рук отбилась.

Господин молчал и смотрел в упор на Петрова. Петров также не произносил ни слова, ковыряя зубочисткой в зубах. Со стен на него пялились дамы в зимних тяжелых шубах и мужики с веселыми хмельными глазами. Где-то они катились с горы на санях, где-то рассекали по речке на коньках. Но все это они делали, немного переигрывая, как плохие актеры.

– Хмм, — первым не выдержал господин, на что Петров мысленно себе зааплодировал, не даром же он ходил на многочисленные тренинги продаж. Кто-то учился продавать сапоги и ноутбуки, а Петров – самое дорогое, что у него было – себя. Петров знал, что с паузой переборщить нельзя. Было бы глупо сразу подрываться на это «хмм», рассыпаться бисером, мельтеша с презентациями своих идей. Вероятно, в прошлой жизни Петров был котом, потому твердо знал, если перед тобой распахнули дверь, можно не спешить, впереди целый вагон времени, а значит, торопиться некуда. Он и вел себя как кот, который бы куда бы ни пришел, уже через пять минут чувствовал, что его королевство приходит вместе с приносимым на спине воздухом.

– По-вашему, все надо радикально модернизировать?

Петров никак не мог привыкнуть, что детский голос вырывался из объемного тела. Этот голос раздражал. Словно над ухом пищал комар.

– Хотел бы я сказать, что можно что-то оставить, но все вокруг, — Петров развел руками, указывая на картины, шторы, мебель, — Затхло и пахнет нафталином.

Женщины с картин обиженно кутались в шубы, мужчины со злой веселостью нарезали соломку изо льда. Девица, так и не принесшая кофе, а вместо этого нагло усевшаяся напротив Петров, охнула, отчего, как отметил Петров, ее грудь волнующе колыхнулась.

– Все устаревшее, пыльное, плесневелое, — продолжил Петров, посмеиваясь, — Надо все не то, что модернизировать, сносить и делать все заново. Сами подумайте, как рыба гниет с головы, компания начинается с названия. У вас название уже поизносилось. Ладно, говорите, что многовековая традиция, бог с ним. Вы бы еще динозавров приплели. А транспорт? Разве нельзя использовать такую доставку, чтобы любой человек с улицы раскрыл рот и сказал «вау!». А сейчас что – без слез не взглянешь. Лицо компании, — Петров даже захлебнулся от ража слюной и закашлялся. –Это уже ни в какие ворота. Должно быть молодое сочное тело. Лучше женское. Минимум одежды. Вы же понимаете, что продается не вещь, покупается мечта! Работы непочатый край.

Солидный господин молчал, словно погрузившись в себя. А Петров уже видел, как ему переходит кабинет, а солидный господин уезжает куда-нибудь на другую планету, передав все свои дела и активы. Здесь Петров развернется. Стены надо перекрасить. Шторы выбросить совсем. Лучше окно с затемнением. Хорошо, что тут большие окна в пол. Прислонить бы к стеклу девицу, задрать юбку, замотать косу на руку, чтобы она аз завизжала от рывка. Картины — выбросить на помойку. Можно, конечно, продать. Но кто возьмет такое барахло? Стол и вот главное кресло можно оставить. Остальным надо будет поставить стулья. Чтобы без спинки. На таких сидеть неудобно, всегда нужно держать тело прямо. А сиденье должно быть маленьким. Как ладошка ребенка. Пусть подчиненные знают, расслабиться не получится, придется им держать баланс, лишь бы не упасть и не оконфузиться. Петров мысленно уже сидел в большом кресле, рядом в обтягивающей блузке подавала кофе девица, чье имя он и не думал запоминать. Конечно же, девица наклонится так низко, что будут видны полукружия грудей, стремящихся вывалиться из кружева красного лифчика и декольте прямо в сахарницу. И пока он представлял, как будет надменно и язвительно указывать девице на ее никчемность, словно разлилась тонкая нота детского голоса.

— Извините, но вы нам не подходите, — прозвенел солидный господин.

– Да-да, – не замечая, уточнил Петров, — всех уволить, взять новых людей под меня, чтобы соответствовали такому как я эффективному менеджеру, — но тут же осекся, — Простите, мне показалось.

– Нет, что вы, это мне показалось. Но лучшее – враг хорошего. Извините, что оторвали вас от дел. До свидания, – кресло с господином повернулось тыльной стороной, показывая, что аудиенция окончена.

– Подождите, – закричал Петров, – Я подхожу вам на все сто процентов, без меня вы загнетесь.

– Пройдемте, – холодно сказала девица, вытягивая из-под стола свое тонкое тело, – Мне же не придется вызывать охрану? – Теперь уже она подмигнула Петрову и не менее игриво, чем он до захода в кабинет.

Петров резко встал, опрокинув кресло.

– Приползете еще, – зашипел он в сторону стула, сплюнул на пол, и гордо понес свое тело в сторону двери.

Когда дверь за Петровым и девицей захлопнулась, кресло повернулось. С картин заливались счастливым хохотом озорные девочки, лихо съезжавшие с крутых горок вниз, и махавшие руками вихрастым мальчуганам. Кое-кто из детей лепил из снега крепость, а один мальчуган пытался запульнуть в строителей снежком – вот я какой хитрый, нет от меня преград. Постепенно все дети с картин повернулись лицом к солидному господину и смотрели на него почти с укором.

– Ладно, вам, — пропищал господин, устраивая пухлое тело в недрах кресла.

– Это вы мне, – просунулась голова девицы.

– Заходи уж, – замахал он ей хлебным батоном руки, – И как тебе перфоманс одного актера?

Дети, вставшие на картине ближе к краю, чтобы лучше слышать, возмущенно загудели. Господин поднял указательный палец, и тут же наступила -звенящая тишина, в которой девичий голос зазвучал как разбившийся хрустальный бокал.

– Эффективный менеджер. Что тут еще скажешь? – развела руками девица, –Современная кукла. Вроде похож на живого, а сам пустой. Как голем. Вы это еще в его голову не залазили, уж такая там похабщина.

– Почему не залазил? – удивился господин, но увидев, как у девицы на щеках расцветают пунцовые маки, тут же вывернулся, – Заглянул на миг, а там пустота и грязь, даже и приглядываться не хочется. Я уже по его письму все понял. Но, сама понимаешь, попросили его посмотреть. Шанс дать. Говорят, мальчик он неплохой, но от рук отбился. А я же не детский сад – эффективный менеджеров в людей переделывать. Устал от этого.

Мальчики на картине как один растянули губы в улыбки, силясь не засмеяться, девочки сочувственно вздыхали. Девица смущенно гладила косу. Даже кресло под упитанным господином ухнуло, мол, знаю-знаю. Даже штора приподнялась, не то махая рукой, не то просто от тепла батареи.

– Лучше примерь-ка это, – протянул ей господин голубой атласный кокошник, шитый жемчугом. Наряд был девушке к лицу. Кожа ее отливала прозрачной нежностью снега, а от ресниц ложились синие прогалины теней. Господинчик залюбовался. Сейчас он сбросит тело господина и воспарит как и положено рождественскому духу, что приносит в каждый дом запах праздника и шелест подарочных оберток. Когда-то именно он вдохнул жизнь в снежную бабу, а теперь уже и представить сложно, что были времена без Снегурочки. Хорошо, что дед Мороз себе напарницу попросил. С ней действительно веселее.

Господин раскинул руки, зевнул, изо рта вылетело легкое облачко белого дыма. То нырнет в одну картину, и опять дети смеются, летят с горок, выписывают кренделя на коньках, то вынырнет в другой, и уже оттуда несется счастливый смех. А тело господинчика сразу обмякло, как продырявленный воздушный шар, и свалилось костюмом, ботинками и галстуком к ногам Снегурочки, любовавшейся собой в серебряное зеркальце.

– Будет вам, – стукнула она, придавая себе недовольный вид, каблучком, – Пора уже и деда будить. Взял же от медведя привычку. Только тот зимой спит, а этот наоборот. Зато, говорит, сил так больше.

Облачко тут же отделилось от последней картины, где проходили снежковые баталии, устремилось к столу, прыгнуло на него и уже топорщилось пушистой горкой. Праздничному духу хотелось подурачиться в новом облике.

– Зайцем быть все же лучше. Как-то изящнее, что ли, – подпрыгнул со стола косой, – Зайцев все любят. Особенно дети и женщины. Доброту какую-то зайцы пробуждают.

Снегурочка ухмыльнулась. Вначале казалось, что праздничный дух может ни в кого не оборачиваться. Но с зайцем получалось быстрее растормошить самую сложную публику. Даже стеснительный ребенок начинал подходить ближе, стоило только из мешка, обшитого блестками мишуры, показаться заячьему уху. Это было самое настоящее волшебство. Лучше шоколада, планшетов или мигающих новеньких мобильных телефонов. Заяц был живой. Он смешно сопел носом, стучал лапой. А если прижать, то было слышно, как колотится его маленькое робкое сердечко.

– Хорошая же идея. Дед – Молодец. Говорит, что ты все невидимый да невидимый, толку от тебя как от фальшивых елочных игрушек, вроде светишь, а не радостно. Это раньше все просто так верили, а тут чудо нужно, чтобы самую черствую душу пробрало. И подумать только, ни виртуальная реальность со снегами, ни ревущий медвежонок, ни петрушка, а заяц. Потому что на руки можно взять, уже и зверь-то почти экзотический, не кошка или собака, и сам заяц дрожит, боится, с ним не то, что в безопасности, а героем ощутить любой себя может. Примета времени – дух рождества в виде зайца. Современно и с новизной – так и сказал. Вот это и есть эффективный менеджер. Ты на деда не бухти. Ему не то, что без выходных, без передыху на сон месяца два работать.

Заяц прыгнул на руки Снегурочке. Девочки с картин махали руками, а одна даже послала ему воздушный поцелуй, отчего протягивающей ей красное яблоко мальчишка, решил съесть его сам, и тут же откусил такой большой кусок, что яблочный сок брызнул на подбородок. Девица с зайцем шли в комнату отдыха за кабинетом, там под двумя одеялами храпел дед Мороз.

P.S. Дед Мороз потянулся, сладко позевывая. Рядом на стуле сидела Снегурочка с зайчонком в руках.

– Сон мне приснился. Ужас какой. Будто человек приходил. Да не простой. А менеджер. Эффективный. Но медведь его сожрал.

– Не знаю, не знаю, – заворочался во сне медведь, лежавший на койке рядом. – Вытаскивайте же деда, наконец. Зимой медведи спят, а Деды Морозы летом.

– А я думаю, куда он пропал? – ухмыльнулся заяц. – Медведи зимой вроде спят. Но ведь и шатуны есть.

– А еще лунатики, – засмеялась Снегурочка и поправила на медведе одеяло. – Главное, чтобы больше он не беспокоил.