Ближе к зиме бабочки исчезают, остаются только мухи. Морозно. Ногти на пальцах синеют. Сладострастие остывает и теперь похоже на кисель – вязкий и сладкий. Обнаженная женщина медленно крутится перед глазами, заполняя все пространство. Взгляд упирается в теплый округлый живот. Пальцы тянутся к желанной плоти, но – увы, она только в моей фантазии, ослепительно улыбающаяся собственной недосягаемостью. Мысли осыпаются потрескавшейся штукатуркой, накрывая женщину белыми лепестками – кусочками краски. Женщина-бабочка, такие осенью пропадают. Я – паук, бегу по нитке вверх-вниз. Паутина дернулась. Еще одна муха попалась. Муха. А где-то летают женщины-бабочки.

Ее длинный нос уткнулся в мою шею. В этом жесте было что-то наивное и детское. Если бы ни этот длинный нос, ее можно было бы назвать красавицей. У нее не только нос длинный. Думаю, что ее бесконечные ресницы окончательно свели меня с ума.

Она всегда прогуливалась в окружении многочисленной толпы мамушек-нянюшек-тетушек. Каких дьявольских уверток стоило завлечь ее в укромный уголок!

Но как может девушка верить мужчине? Нет, я правда звал ее, думая об эстетическом наслаждении, не больше. Но сейчас… Наедине… Скверные мысли не отступают, а наоборот накатывают волной.

Она доверчиво прижалась – милая, славная девочка. Зачем, зачем ты пришла? Ты сама все испортила. Будущее неизбежно. Мои глаза ласкают ее, а вслед за ними и шаловливые руки. Шея, тонкая, нежная. Рот прижимается тоской к этой шее. Зубы чуть прикусывают и вот – резко вгрызаются, прокусывая кости. Жаль, что любовь курицы и лиса не может длиться долго. Девочка, прости, но я лишь следовал своей природе.

Я люблю его. Совершенно не мой тип. Если подумать, ну что я в нем нашла? Маленький, пухлый, чернявый. Мы разные. Слишком разные. Что, казалось бы, может нас связывать? Его со мной – ничего. Он, равнодушен и абстрактен. А я… Глупо, сама знаю. Бегаю за ним как девочка. Быть рядом – тенью, взглядом. Быть с ним. Его голос – бесподобный, разный, от томной неги до гневного матерного окрика. А как он поет романсы! Может быть, это немного кажется устаревшим, сейчас проще всунуть кассету, и магнитофон начинает плеваться барабанной дробью, но этого достаточно для тех, кто его не слышал. Будь он комаром, я бы его съела, такой он сладкий…. Так странно, что садовая жаба может любить соловья.

Вечером жизнь замирает. Даже дыхание становится реже, а вздохи – глубже. Женщины становятся томными и загадочными. Даже пошлая проститутка преображается в королеву, а мушка-дрозофила в райскую птицу.

Она лежит и устало смотрит на меня. Уже перестала кричать и просить, а лишь смотрит. Губы поцеловали ее остывающее плечо. Скажи что-нибудь. Не бойся. Ты теперь только моя. Ты и я – вместе, неразлучно. Кажется, что никого я так еще не любил. Устала за день бедняжка. Целый день пыталась куда-то бежать. Спи милая. Завтра я разбужу тебя поцелуем. Спи. Утром я освобожу твою душу. Ты еще будешь теплой, когда мои зубы начнут перемалывать твою плоть. Так и происходит единение, когда двое становятся одним целым. Ты это знала, когда летела в мою паутину. Спи, женщина-муха, завтра ты станешь женой паука.