Одна лапа почти онемела, но все же лучше, чем скрип цепи. Ржавая совсем противно звучит. Как сильно задушенная нота соль в потерянной октаве. На второй спал пьяный Иван. В прошлом – дурак. Ныне – царевич. Но, все же прежнее прозвище подходило ему больше. Хотя, как пояснила Василиса, будущая царица и по совместительству жена, странное поведение потенциального венценосца происходило от излишка ума. Она даже говорила, что кто-то так и написал, то ли горе уму, то ли горе от ума. Но здешний народ и нечисть — темные: то ли мыться не любят, то ли непросвещенные.
У кого-то на цепи сидит пес. А у кого-то избушка прикована. Просто у избушки лапы курьи. Сбежать может. Хотя – куда бежать-то? И на цепь посадили из благости, чтобы, как пояснила Василиса, местные не подпалили. Они так свечками крестятся, что чего доброго случайно соломенную крышу подожгут. Странные же люди: кикиморы не боятся, та просто сидит себе в болоте, не квакает. Хотя может быть дело в том, что в том же болоте, где раньше обитала Василиса. У нее фамилия-то девичья – Жабина. Пусть не рассказывает, что Лягушкина. До сих пор бородавки с ноги выводит. Хотя теперь ничего не докажешь. Она из пешек – сразу в дамки. Главное, найти своего дурака на троне. Леший тоже не страшен. Больше похож на местного алкоголика Петровича. То есть почти родной и понятный. Даже сплетня пошла, что это его потерявшийся брат-близнец. Домовой – почти душка. Но когда сердится, может в тапок нассать. А иногда так поступает от нечего делать. Глотнет прокисшего молока, выйдет на крылечко, глядь – там сапоги сушатся. Почему бы не пометить? Естественно, все подумают на кота. Поэтому полосатые с ним в контрах. А кто захочет просто так огребать веником? И с Кощеем все просто. У него пиарщик — медведь. Тому попробуй — поперек слово скажи, рыкнет так, то сердце в пятки свалится. Хотя до медведя никогда не доходило. Василиса ведь дочь Кощея. Бессмертный – никакая не фамилия. Тоже он из Жабиных. Честно говоря, и дочку-то он от Ивана прятал, потому что кто захочет в зятья дурака? Он, конечно, медведя в семью зазывал. Тот смекалистый и рукастый мужик-оборотень. Но Василисе царствовать было в масть. Такие персонажи всем понятны, не то, что избушка.
Все началось с того, что дятел по весне решил выдолбить ей мозг: не ценит тебя Яга, ты не думай, что той 450 стукнуло, видишь подсела на молодильные яблоки, значит, бросит тебя и умчит в теплые страны, с джинами всякими джугу отплясывать, а у тех избушки не в почете, они предпочитают компактные лампы да кувшины. Тем более, что тебя ведь в карман не засунешь, в ступу не возьмешь. Паспорт тоже невозможно оформить. В фотографию с чердаком не влезаешь. А на лапы посмотри – давно без педикюра. С такими когтями в приличные места не пускают. Расшатал дятел гнилые доски, гвозди понаковыривал, вот крыша-то у мобильного домика и уехала.
Проснулась как-то избушка, подбоченилась и давай из себя вещи Яги выкидывать. Пойду, говорит, придорожным кафе стану. Яга накануне кальяну из молодильных яблок вдохнула, так и витала где-то со змеем Горынычем под облаками, на контакт со внеземными цивилизациями выйти пыталась. А в избушке посуда грязная, постель не прибрана. Домовой, что почему-то говорил, что он лесничий, в сапоги нассал. Вонища стоит. А хозяйка в облаках летает. Без ступы даже, заметим.
На перекрестке, как известно, камень установлен. Кликаешь на него лапой – три надписи выскакивают. Постоянно не горят. Энергию светлячков экономят. Направо – разбойники. Налево – смерть. Прямо – дорога царская. Подумала-подумала избушка. Умирать не хочется, а до царей еще не доросла. Говорят, что троюродная прабабка служила ларем царским. Но то было почти неправда. Потому что никогда избушка эту прабабку видом не видывала.
И никакие это были не разбойники. Глаза у всех – честные, руки ловкие. Говорят, давай погадаем. Денег нет – не беда. Стоять тебе здесь придорожным кафе, долг отдавать недолго, всего пару лет, а там – как дальше пойдет. Избушка в изумлении, никакая не кабала за ничего, а честный гадательный кредит. Да еще прочистка кармы бонусом. Тем более, что сама хотела кафе у дороги стать. Первую неделю все было отлично. Даже отмыли. Кальяны все понавыбрасывали. Но не далеко. Их потом на базаре продали. Один мухе Цокотухе как самовар втридорога всучили. Столы поставили. Давай гостей ждать. Посетители шли разные. Больше те, что выпить любили. Тормозили свои печки развозные на стоянке платной и давай в себя алкоголь закачивать. Рисовали надписи всякие, но большей частью непристойные в чулане, где почему-то решили, что это уборная. Просто гадили прямо в избушку. Она естественно возмущаться. А те, с добрыми глазами, ей в ответ — сервис, уплочено, кредит, проценты, думать надо было прежде, чем договоры подписывать, тут все черным по белом. Она было в лапу топор схватила, а ей кричат, что напишешь пером, не вырубишь топором. А что избушка-то подписывала? Так лапой черканула, не читая. Как-то ночью с особым неистовством загостившие разносили стены. Отмечали, видать, свои достижения корпоративные. Горынычу спать не давали. Он далеко гнездо свое свил. Но звуки шабаша дошли и за тридевять земель. Прилетел змей и давай все палить. Еле избушка в лесу укрылась. А то так бы пепелище и осталось.
Опять камень. Подумала-подумала, да пошла дорогой царской. Смотрит Иван-дурак, то есть царевич, домой идет. Избушка рядом засеменила. Как Полкан верный. Стоит Василиса, а в руке зачем-то скалка. Пироги пекла, наверное. Иван улыбается: смотри, я тут кого привел, одинокая избушка по улицам шаталась, пусть у нас поживет, не убудет же. Василиса брови сдвинула, сгребла Ивана в охапку да сдвинуть не может. А он падает. Сразу все сто двадцать кило. Нехорошо как получается, утром подданные на работу пойдут. А тут царевич поперек крыльца лежит. Так глядишь и царем не выберут. Конечно, титул по наследству достается, но с народной поддержкой надежнее. Избушка ей подсобила. Взяла в лапу Ивана, в себя закинула, так он и отсыпался.
Через пару дней приходит Василиса с браслетом. Примерь, говорит. Блестит браслет. С цепочкой. Длинной такой. Василиса улыбается: мода такая, чтобы сразу были украшения заметны. Так избушка на цепи-то и оказалась. Василиса на укоры – для твоей же безопасности. Вчера приходили стрельцы, спрашивали, когда чучело масленицы сжигать будем, вот у нас во дворе одно стоит, да на тебя указывали.
Иван как выпьет, так сразу в избушку нырк. Укромное место от Василисы. Избушка дверью хлоп. Не пускает благоверную. Раньше у Ивана с Горынычем и Ягой мастерская своя была. По летательным аппаратам. Но после жениться бизнес заглох. И пить стало не где. Да и ревновала Василиса его. К Горынычу. Говорит, существо он пола непонятного. Но на бабу похож. Яга у нее совсем не котировалась. У той красота вся в ум ушла, что ничего в теле и не осталось. Зато ночью безбоязненно можно ходить. Сама кого хочешь напугаешь.
Все бы ничего. Но решила Василиса, что избушка должна стать будкой. Чтобы Иван туда не ходил. Да посадила трех злобных собак. Даже придорожный фатум как-то можно было терпеть. Так хотя бы люди или нелюди какие-никакие были. С собаками договориться оказалось не под силу. Каждая хотела, чтобы избушка была за ней. Поэтому метили стены и пол нещадно. Даже цепь проржавела.
Фу, кривит нос Василиса, надо избушку на дрова разбирать. Избушка услышала, поднатужилась, цепь оборвала да сама в лес. Идет кручинится. Третья дорога предстоит. Смерть так смерть. Пошла по тропинке – на полянку свою выходит. А как же еще на указателе пометить дорогу к тем, кто среди ментальных полей с Горынычем в салки играет?
Видит изба, а вместо нее дятел сидит, смотрит заносчиво. На все стороны трубит, что он птица-феникс – существо магическое и лучше избенки всякой деревянной. От него хоть толк есть: горит и не сгорает. От такого фокуса кто хочешь закачается. Увидит Яга, что нет жилья, пропала неверная избушка, вскачет в ступу, понесется в теплые страны. Конечно же, с ним. Он же – феникс!
Не стерпела избушка, дунула, так с дятла перья и слетели. Вместе с шапочкой красной. Стоит он гол как сокол. Тут же застеснялся, крылья поджал да прыг-прыг в лес. Говорят, теперь с медведем бизнес мутит. Ему медведь по все газеты рекламу застолбил. Теперь к дятлу на обучающие курсы пикапа петухи ходят. Учит он, как закадрить курицу за 5 минут.
Не прошло и недели как Яга очухалась. Говорит, долго летала в астрале. Все по методу Карлоса Кастанеды. Чудак такой по ту сторону тундры живет. Хотя, как потом поговаривали, вонь избушки ее из душевного равновесия вывела. Избушка как на поляну вошла, все цветы, что не убежали, увяли разом.
Потянулась Яга, костями хрустнула, на козырек крыши прыгнула и давай к болоту рулить. Потом еще долго семейство Жабиных Василису просило, чтобы она в лесу порядок навела. Да не ее там епархия. Напрасно короной бренчала.
Смотрит избушка – а из болота рядом Иван на красном коне выпрыгивает. Так горбунка художник приглашенный загримировал. Для колориту. Даром что фамилия у него Петров-Водкин.
Тут и Горыныч подлетел. Говорит, ребята, пошли работать. Фаэтон свои колесницы крылатые доделал. В производство пустил. Теперь вроде бы на них разбиваются, но не до смерти. То есть работа есть и планеты целы. Горыныч с Ягой-то пошли. А Иван – домой. Тяжелая рука у Василисы. Та, кого хочешь, на цепь посадит. А у него самого сил мало, не как у избушки, только чтобы корону носить остались, пусть он пока не царь еще, но уже впрок тренируется.
