«Один из самых распространенных московских мифов последних лет — это «страшилки» из серии «столица постепенно проваливается под землю под действием подземных вод». А как обстоят дела в реальности?», — пока по ящику вещала птичка с четвертым размером груди, Виталик лениво почесывал яйца. «Интересно, действительно ли у нее четвертый? Говорят, что ящик увеличивает размер. Грудь — тоже», — проносилось в его похмельной голове. Рядом зашевелилось одеяло. Будь Виталик верующим, он бы перекрестился — чур меня. Но ему девизом было «а мне все по х», а значит — море по колено или чуть-чуть выше. Чем-чем а своим достоинством Виталик гордился. Даже не столько величиной, а выносливостью и неутомимостью в любовных утехах. Сколько девушек утекло из его постели к его друзьям и наоборот, он не считал. Но полагал, что любовь свободна как пташка и все болезни, кроме сифилиса, от нервов. Девушки — это величина приходящая. Хотя с четвертым размером — это ничего. Даже если это самое ничего другим кажется страшнее атомной войны. И как раз очередное ничего смотрело на него распухшим лицом с потрескавшимися губами.

— Мне нравится, как ты меня любишь, — хриплый голос вырвался у афродиты московского разлива.

— Трахаться? Да ничё так, — Виталик нежно посмотрел на свое утомленное хозяйство, — Ты тоже нормалёк.

— А что такое трахаться? Это любить?

Виталик даже слегка протрезвел. Друзья говорили, что ему нравятся путаться с долбанутыми на всю голову, но эта явно была не из мира сего. Утренне-сонная девушка пыталась дотянуться до него своей худой бледной рукой.

— Ты умеешь любить.

А сейчас, подумал Виталик, спросит, когда пойдем с мамой знакомиться.

«Возможно, кому-то это покажется невероятным, но в подземной части Москвы на разной глубине скрыты в трубах и коллекторах+ 240 рек и речушек. По метражу это практически половина всего московского водного бассейна!», — продолжала ворковать птица Сирин с телеэкрана, представляя собой очень сильно улучшенный образчик женского рода по сравнению с полудохлой рыбой, валяющейся в сетях простыни.

— Почему вы все, бабы, такие замороченные? Потрахались. Хорошо же было? Нет? И вообще, секс еще не повод для знакомства.

Мысленно Виталик еще продолжал крутить свою мантру «изыди!», а тело уже отмокало в ванне. Можно было, конечно, и по-быстрому в душ. Но, во-первых, был выходной. Во-вторых, проснувшаяся грация получала время натянуть свои стринги и свалить из хаты.

Спать вместе с бабами нельзя, вертелось в его голове, только с теткой просыпаешься, так у нее развивается альтернативное видение мира: борщ, беременность, совместное вытирание отпрыску какашек и подобная чушь. Все бабы — эгоистки. Потрахалась с мужиком, уступи место другой. В мире так много недоудовлетворенных женщин. Нет, каждая хочет покрепче привязать к своим трусам.

— Ты смешной. Совсем не похож на остальных, — Виталик сам не заметил, как материализовалась на крае ванной прелестница, кокетливо наматывающая на пальцы клоки волос.

— А тебя не учили стучаться?

— Стучаться? Очень смешной.

— А ты просто дурра, — огрызнулся Виталик, — Кстати как тебя зовут?

— Тебе, правда, интересно? Для тебя это что-нибудь значит?

— Ну ты даешь! Тебе совсем не хочется узнать, как меня зовут?

— Неа, — потянулось чудо, — Лучше двигайся.

Виталику с похмелья показалось, что она как-то втекла к нему в ванную.

— Хорошо, что ты шампунями не пользуешься, — она брезгливо поморщила нос.

— Чё натуралка? Все, что естественно, то не без оргазма?

— Мне нравится запах самой воды. Это ее суть. А шампунь — это, не знаю, как сказать. Да и не важно. Просто вода сама по себе прекрасна. Потому что это так. А сейчас время почти останавливается и жизни нет.

У кого-то было похмелье еще более тяжелое, чем него, думал Виталик. Так, голова, вспоминай, где ты ее подцепил. Зашел в общагу, выпил, дальше смутно.

— Ничего, что я здесь поживу, — от этих слов Виталик даже проснулся, — Не бойся, я ненадолго. Дня на два. А потом мы никогда не увидимся.

— Да живи, если хочешь, — он сам удивился, что так просто сказал «живи», как будто разрешил ей дышать.

А она и так уже жила здесь с того, как попала внутрь его берлоги. Ее не смущал ни запахи в квартире, ни бардак. Она всем видом показывала, что есть места обитания и похуже. И еще более странно, что Виталик не сомневался, что через два дня ее не будет. Это тоже было совершенно очевидно.

Она была очень древней и очень мудрой. Это было верно также как и то, что она каждый день становилась новой, как только что резиновая фабричная кукла. Чувственный мир подобен текущей реке, воды которой каждый раз в своем движении обновляются. И ни в одну реку нельзя войти дважды и даже единожды этого сделать нельзя, ибо воды постоянно меняют друг друга, мог бы сказать давным-давно Гераклит Темный. Но до России он никогда не добирался. Да и тогда она была совсем другой. Пахла иван-травой и чаем. Это было так давно, что она и сама забыла. Как забывала все, пропуская через сито времени.

Время стало течь медленно, словно вода из крана в ванне. Виталику стало казаться, что его квартира превращается в какую-то канализационную трубу. Оставалось лечиться пивом. Но и у пива был бензиновый вкус.

— Ты тоже стал это чувствовать. Знаешь, в подземных реках Москвы протекают бензин, машинное масло и вся бытовая химия, которой пользуется город. Вообще, не находишь, что город и реки понятия несовместимые. Тебе вот нравятся московские? Я про те, что на поверхности. А ведь они чище чем там, под землей. И дышать им проще. Воздух все-таки. Даже такой лучше, чем совсем никакого. Знаешь, а ведь в подземной части Москвы на разной глубине скрыты в трубах и коллекторах 240 рек. По метражу это практически половина всего московского водного бассейна. Понюхай кожу. Правда, мерзким пахнет? Люди вообще такие странные: сливают всякую дрянь, а потом удивляются, чего это из-под крана течет. А мне просто дышать хочется, понимаешь?

Он совсем не понимал. Решил, что она — постпохмельный инопланетный синдром. А она все верещала, верещала. Вот трубу прорвало, думал он, и зачем я согласился приютить это чудо, скорее бы свалила.

— Подземных рек, запертых в трубы, в столице больше сотни, но туда заходить крайне опасно, так как в коллекторах можно потерять сознание из-за скопления сероводорода. На дне этих рек — арматура, мусор, а из-за встречных течений могут образовываться воронки. Знаешь, грязь такая. И из живности только диггеры. А в прошлой жизни+ Но все это ерунда. Просто, понимаешь, реки неблагонадежны и политически некорректны. Все время мешают. Надо дом построить, а тут они. И сами по себе. Ничего человеческого в них нет.

Она шептала ему сны, и он видел темные тоннели, подземные воды, пещеры со сталактитами и всякими диковинными настенными грибами. Шелест воды, вскрики метростроевцев, негромкое бормотание диггеров смешивались в диковинный коктейль звуков. А его кружило и несло дальше.

За столько веков скопилось нежности на целое море. И так давно никого не было. Раньше были дети, она давала жизнь, питала ее и хоронила, чтобы дать место новым существам. И, казалось, что это не закончится, что так будет всегда. Все течет, все меняется. Все проходит. И так страшно не умереть и не исчезнуть, когда это «проходит» наступит в твоей жизни. Грустно переживать своих детей, страшно потерять всех. Странно, когда тебя, такую вечную и непреходящую, пытаются замуровать. Еще более странно, продолжать жить в темной вечности.

Она узнала, что вечность тоже бывает разной. Ее пахла странными запахами. Однажды она проснулась и увидела на себе радугу. Очень красивую. Почти ту, что была сто лет назад. Радуга под землей, разве не чудо? Нет, это было не чудо, это было начало бесконечного конца. Под радужной пленкой все стало забываться: и шум ветра в вековых дубах, и запах смолы, и смех ветра в траве. Все перемешалось. Вчера, сегодня, завтра превратились в нескончаемое однообразие. А потом прорвало трубу.

«Благодаря слаженной работе представителей МЧС и коммунальщиков за короткий срок были заделан прорыв канализационных труб. Напомню, что инцидент произошел два дня назад. Утром, седьмого числа, из трубы на Х-ском переулке бил фонтан высотой до двух метров и диаметром в три метра. Именно в это время на пульт Центра управления в кризисных ситуациях Москвы поступило сообщение о происшествии. Причиной случившегося стал отказ насоса на станции, что вызвало гидравлический удар. В настоящее время представители властей уверяют, что неполадки устранены и помех работе московской канализации авария не вызвала», — добро рапортовали по телевизору. А по радио не менее бодро пели «у, и канула она в трубу».

Очередное утро Виталика началось с громких звуков. Он осмотрелся, в квартире никого не было. «Надо же, свалила», пронеслось в его голове. Виталик протер наскоро лицо, натянул ненужные ночью трусы, и тут же мелькнуло «главное, чтобы ничем не заразила».

«Ни привет, ни пока — вот такие они связи современных мужчин и женщин», — всхлипывал ящик надрывным женским голосом, — «Мы даже имен друг у друга не спросили. А сейчас у меня пятый месяц беременности».

Виталик щелкнул пультом, натянул штаны, ботинки, запихнул в рот кусок булки с маком и потрусил на работу.

Дверь захлопнулась. В водопроводной трубе что-то тихонечко забурчало. Она прощалась, зная, что они никогда не увидятся. Она, как и он, забудет два случайных дня. Но в ржавой грязи зашевелится жизнь, разрывая паутину вечности.

А через несколько месяцев диггеры обнаружат в подземных токсичных сводах странных рыб с зелеными человеческими глазами.